Среди непонятностей внешнего мира
Наш Маськин понятен и нужен всегда…
Из песен сэра Плюшевого Медведя

Лицо неопределенного пола, друг древнеримского философа Сенеки, любитель животных, теоретик и практик натурального хозяйства… И это все о нем, литературном персонаже, придуманном Борисом Кригером. Что, собственно, означает само слово «Маськин», – имя, фамилию или национальность? Возможно, когда-нибудь появятся маськиноведы и маськинисты, готовые ответить на любой вопрос, касающийся этого скромного героя. Они раскопают мельчайшие подробности его биографии, обнародуют его подлинное имя и узнают, чем он занимался до того, как осел в Западной Сумасбродии. Будущие специалисты разберут по косточкам многотомное собрание мыслей и эпистолярное наследие Маськина. А пока сам автор, обращаясь к читателю, утверждает следующее: «Маськин – это вы, если, конечно, добавить немножко солнца, манной каши с малиновым вареньем, дружбы с плюшевым медведем, здравого смысла, сытого юмора, острозубой сатиры, веселого смеха, безудержного хохота с размахиванием руками и топаньем ногой по полу… Ха! Ха! Ха!»
На иллюстрациях к роману Маськин предстает перед нами в облике симпатичного зайца. Вокруг этого симпатяги, деловой костюм которого состоит из шортов черного цвета и футболки с надписью «I am busy!», и закручивается сюжет. Каждая глава строится по формуле «Маськин и кто-то (или что-то) еще» – «Маськин и мусье Сильвуплешкин», «Маськин и Глобальное Потепление», «Маськин и Бумажник»… Может ли здравомыслящий автор надеяться, что взрослый читатель потратит свое драгоценное время на общение с подобным существом и с интересом проглотит посвященную ему довольно увесистую книгу? Как ни странно, ответ на этот вопрос, скорее всего, окажется положительным. Попробуем разобраться в секретах привлекательности Маськина.
Итак, Маськин проживает в собственном доме и ведет натуральное хозяйство, постепенно доводя его до совершенства. Все необходимое, вплоть до пуговиц, Маськин выращивает самостоятельно, поэтому мало зависит от посторонних обстоятельств. Его дом, предоставляющий кров пестрой компании друзей, образует на редкость гармоничное пространство. Все, что попадает в сферу влияния этого пространства, обретает особый статус. Не просто почтовый ящик, а Маськин Почтовый Ящик, не просто машина, а Маськина Машина и так далее, ведь, несмотря на ограниченный размер территории, здесь обитает множество одушевленных и неодушевленных жильцов. Маськин Дом становится настоящим магнитом для самых разных посетителей. Почему? Во-первых, всех гостей, в том числе и непрошенных, здесь угощают вкуснейшим компотом. Во-вторых, атмосфера уюта и радушия тоже чего-нибудь да стоит, и это инстинктивно понимают даже такие сомнительные личности, как Трамвайный Хам или фрау Шпрехензидуева. Что касается философов всех времен и народов, то они слетаются в Маськину беседку как бабочки на свет и ведут оживленную полемику, заодно наслаждаясь вареньем и ванильными сушками.
Постоянные обитатели дома, начиная с Плюшевого Медведя и заканчивая охапочными котами, Маськину бесконечно преданы. Между прочим, поклонники усато-полосатого племени смогут насладиться мастерским описанием кошачьих характеров и замашек. Однако в романе Кригера встречаются и куда более экзотические создания – вполне материальный Маськин Невроз, старушка Энтропия, зеленый человечек с планеты Зюзя, тенеподобные друзья Кашатки… Но, конечно, самыми необычными персонажами стали политически подкованные тапки – Правый и Левый, которые с лихвой компенсируют политическую индифферентность своего хозяина. Эти домашние любимцы Маськина бодро переходят из главы в главу, на каждом шагу высказывая свои взгляды и убеждения.
Маськин так старается создать для своих давних друзей и случайных знакомых благоприятную обстановку, что остается только удивляться его добросердечности. Маськин готов полюбить всех окружающих, вне зависимости от их размера и социального положения. Самая крошечная и незначительная зверушка находит в его доме приют и чашку чая. Он трепетно относится к духовным исканиям собственной мочалки, вступает в переговоры с кротами, изрывшими его лужайку. А древнему Булыжнику Маськин носит завтрак в постель и старается сделать все «чтобы ему не было скучно проводить вечность». Легкую дисгармонию вносят лишь сложные отношения Маськина с современной бытовой техникой, ведь он, как и многие, не хочет казаться чересчур отсталым, но в душе предпочитает «старые надежные вещи, которые служили поколениям его предков и не жаловались». Чтобы никого не обидеть, сверхделикатный Маськин практически никогда не шьет на новой швейной машинке, в холодильнике держит только сметану и творог и украдкой перемывает тарелки после посудомоечной машины.
Может сложиться впечатление, что роман состоит исключительно из милых домашних историй, тем не менее, вокруг Маськина и его ближайшего окружения бурлит совсем не идиллическая жизнь. Вконец распоясывается Рыночная Экономика (в девичестве Базарная Торговка), нападают на прохожих обезумевшие светские разговоры, преподносит сюрпризы денежная реформа. Государства вступают в противоборство, дипломатничают, ведут войны, вовлекая в свою возню ни в чем не повинного Маськина. Время от времени ему приходится выбираться из своего привычного пространства. Чаще всего эти моменты оказываются не особо приятными («Маськин и Рыночная Экономика», «Маськин и сэр Джентельменкин», «Маськин и еврейский вопрос»…). Конфликт внутреннего, уютного и мягкого «я» с внешним миром то и дело вклинивается в повествование. Порой некоторые бессовестные создания пользуются Маськиной отзывчивостью и незлобивостью. Но не стоит думать, что наш герой существо не от мира сего. Когда нужно, он умеет вплетать в мирные переговоры мирные угрозы.
На фоне разумного и неторопливого существования Маськина и его друзей особенно контрастно проступают вопросы, с которыми мы сталкиваемся практически ежедневно. Бесконечно далекий от пресловутой политкорректности автор запросто называет вещи своими именами, показывая действительность так, как она обычно видится человеку со здоровой психикой. Можно смело утверждать, что в большинстве случаев его мнение совпадает с мнением читателя, ведь, несмотря на совместные усилия политиков, рекламщиков и телевизионщиков, приличных людей на нашей планете все еще большинство.
В книге, совершенно не заботясь о законах пространства и времени, действуют самые разные герои, реальные и целиком обязанные своим появлением фантазии писателя. Книжка с якобы игрушечными персонажами отображает действительность и в мелочах, и в глобальном масштабе. В этом смысле роман можно рассматривать как своеобразную энциклопедию современной жизни. Трудно, пожалуй, найти проблемы или явления, которые так или иначе не получили бы отклик в этом романе-шутке. Терроризм, глобализация, информатизация, помощь странам третьего мира, войны, реклама, фастфуд, падение нравственности, развал сельского хозяйства, вопросы мироздании – на это и многое другое откликается писатель. Откликается с усмешкой, порой горькой, ведь «современную цивилизацию можно терпеть, только смеясь над ней». Во всяком случае, такую мысль приводит Питер Акройд в своей блестящей стилизации «Завещание Оскара Уайльда», а с уайльдовских времен ситуация если и изменилась, то уж точно не в лучшую сторону.
Когда читатель уже готов впасть в отчаянье от бессмысленности окружающего мира, ему подбрасывают забавный эпизод, смешную деталь, неожиданный выход из, казалось бы, неразрешимой ситуации. Достаточно привлечь разум нормального человека, чтобы шутя решить самую безнадежную проблему. Поэтому обычную мирную жизнь сам автор и называет гениальной («…Маськин живет вполне нормальной и, я не побоюсь этого слова, гениальной жизнью»). Разумеется, подобное мнение о скромном обывателе не пришлось бы по вкусу сильным мира сего, витающим в самых высоких сферах. Да, Маськин не участвовал в массовых казнях, не изобрел атомную бомбу и вообще не совершил ничего, чтобы оставить заметный след в истории. Он всего лишь по мере сил делает добро ближним, да и себя при этом не обижает. В главе «Как Маськин рыбу ловил» есть фраза, которая на редкость точно передает наиболее рациональный подход к нашей напыщенной действительности: «Посмотрите на даже самых серьезных лидеров по телевизору – как бы ни были у них каменны и непроницаемы физиономии, – все равно так и кажется, что вот-вот они рассмеются, просто прыснут от смеха и всему вместе с ними хохочущему народу наглядно и доступно признаются, что мол, так и так, действительно, валяем-с дурака!»
Нетрудно догадаться, что одно из любимейших занятий автора романа – игра в имена. Политические и исторические деятели начисто лишаются сакральности, а то и просто превращаются в полное посмешище, получив в придачу легкомысленный суффикс. Для некоторых, правда, делается исключение, например, для Александра Македонского и поэта Пиндара, поскольку «у них имена и так прикольные». Чем больше значения придают учебники и серьезные журналы всевозможным выдающимся личностям, тем потешнее они становятся под пером Бориса Кригера, а роман заселяется все новыми и новыми гротескными персонажами. Президент Бушкин, Карлушка Марлушка, госпожа Скандалеза Безобреза, капитан Ибн-Маслинкин-Алибабуев… Впрочем, автору, как и Маськину, «без разницы, кто великий, а кто не очень». Поэтому хомяку-индивидуалисту Гамлету, некоторое время квартировавшему в Маськином доме, уделяется не меньше внимания, чем, скажем, Королеве Западной Сумасбродии или достопочтимому Эйнштейнкину. В романе нашлось место всем-всем-всем... Досталось и сектантам, и доблестным разведчикам, и современным последователям Фрейда, которых автор бесцеремонно называет неофрейдопер… хотя воспроизводить это название здесь совсем не обязательно.
Продолжив игру в имена, создатель Маськина внес существенный вклад в развитие географии, неожиданно обнаружив на карте новые страны – Соединенные Штаны, ГУЯП (Государство, Укравшее Ягодный Пирог), Квебекестан, Барвазанию, Техасию. Все они, само собой, входят в Организацию Объединенных Простраций.
Игра слов, характерная для английской литературы, традиции русской сатирической сказки, собственный жизненный опыт и философские взгляды автора, – все это вместе образует неповторимый кригеровский стиль. Подделываться под него бессмысленно; слишком велик риск впасть в детский лепет или погрузиться в пучины философии, из которых читателю не выплыть. Это стиль без комплексов, отражающий отношение автора к окружающему миру, где соседствуют фантазии и реальность, смешное и трагическое. В книге Кригера оживают затертые до дыр метафоры, привычным словам и фразам, которые мы произносим не задумываясь, часто придается буквальное значение. Убежавшее молоко носится по дому, «страшно пугая охапочных котов», а микроволновая печь гонит мелкую волну… Впрочем, чтобы по достоинству оценить словесные находки писателя, стоит прочитать роман собственными глазами. Несмотря на то, что главы-притчи объединены сквозными персонажами и общим стилем, они все-таки очень разные. Например, жесткая и язвительная глава «Маськин в деревне» и «Маськин и Матрешка», где градус сарказма резко снижается. Это, наверно, самая мягкая и лиричная глава в книге, и именно в ней высказывается то, что в советском литературоведении когда-то называли программной мыслью автора: «Надо уметь видеть людей такими, какими они были в детстве… И тогда вам раскроется потайной смысл жизни, столь очевидный, но никем не замечаемый». Не поучая и не настаивая, Маськин помогает нам с улыбкой смотреть на этот не слишком приспособленный для счастья мир, помня о светлых моментах, которые все-таки присутствуют в нем.
Как уже упоминалось выше, в романе о Маськине пространство и время не имеют никакого значения. Повествование свободно перепархивает от настоящего к глубокой старине, от забавных бытовых подробностей к философским откровениям, причем автор то и дело по-приятельски доверительно обращается к своему читателю. «Вы ведь последнее поколение, которое еще может читать!», – восклицает Кригер, имея в виду тех из нас, кто пока в состоянии воспринимать отвлеченные понятия и качественный текст, – сочный, щедро приправленный специями и солью. Кстати, нельзя не упомянуть, что по всей книге, написанной любителем и знатоком вкусной кухни, разбросаны рецепты. Значительную часть своей жизни Маськин отдает кулинарному искусству, и автор в этом его всячески поддерживает, не забывая поделиться с читателем секретом приготовления того или иного кухонного шедевра. Писатель признается, что вообще не любит «литературные произведения, которые упоминают блюда и кулинарные изделия без надлежащего рецепта. А то потом гадают сто лет, и какое он там, этот классик, блюдо имел в виду, короче – полное разочарование».
Бывают книги, к которым при всех их достоинствах как-то не тянет возвращаться. Достаточно один раз прочитать и с чувством выполненного долга поставить том на полку. Но в жизнеописание Маськина и его друзей хочется заглядывать снова и снова, чтобы обнаружить не замеченный прежде каламбур, улыбнуться игре слов или просто вспомнить «о тихих радостях и сладких угощениях, которые нам иногда жалует жизнь с барского плеча…»
В предисловии автор высказывает оптимистичное предположение, что его герой «подлечит вам нервы, исправит сколиоз и привьет здоровое отношение к жизни». Даже если сколиоз останется на своем законном месте, Маськин непременно оставит след в вашем существовании. Возможно, вы щегольнете каким-нибудь фирменным кригеровским афоризмом, упрекнете работодателя в том, что он платит вам лягушачью зарплату, споете непристойную частушку Плюшевого Медведя, собственноручно приготовите говядину а-ля Шатобриан или шарлотку из дармовых яблок (рецепт последнего блюда желающие найдут в «Письмах Маськина к Сенеке»). А может, вы захотите отметить в избранном кругу единомышленников Международный Маськин день, который (запомните или запишите) приходится на 24 августа?

Лилия Самойлова