«Маськин» — название концептуальной книги Бориса Кригера, русскоязычного автора, живущего сейчас в Канаде, а ранее проживавшего в Норвегии, Израиле и СССР. То есть русского — с точки зрения канадцев, норвежцев и израильтян. Еврея — с точки зрения отторгнувшей его советской родины. И нашего — с точки зрения любого жителя планеты, читающего, пишущего и чувствующего по-русски. На этом и покончим с персональным делом тов. Кригера. Теперь о его труде. «Маськин» для Кригера — то же, что Раскольников для Достоевского, только добрый и без топора. Это, так сказать, авторское альтер эго, хотя писатель, судя по фото, мужчина довольно крупный и внушительный, а Маськин — мягкий, пушистый да и вообще, кажется, не мужчина. Впрочем, образ Маськина в русской литературе мы разберем отдельно, а сейчас о жанре.
«Маськин» представляется мультиком. Чем-то вроде «Пластилиновой вороны» или «Винни-Пуха» с множеством трансформаций предметов в животных, животных в людей, людей в абстрактные понятия (к примеру, в Рыночную Экономику или Культурные Различия) и обратно. Это тем более удобно, что автор нигде не пишет: «Маськин был грузным, но подвижным мужчиной средних лет» или: «Левый Тапок был умный, но болезненно самолюбивый и желчный, а следовательно — несчастный». Просто — тапок и все, хотя и не без убеждений левого толка.
Возможно, в мультипликационной версии «Маськин» утроит или удесятерит свое художественное воздействие и на нем взрастет множество поколений юных русских канадцев, германцев, израильтян и русских русских. А что? Ведь кто мог подумать, что в России мизантроп Свифт превратится в доброго сказочника? А Кригер и вовсе не мизантроп и в этом смысле совсем не напоминает сатирика Салтыкова-Щедрина, настолько любившего правду, что его подчиненные в Тверском губернском правлении в обморок падали от страха, когда он входил в присутствие.
От «Маськина» если кто и упадет, так со смеху. Кстати, вслед за автором романа хочу повторить: «Если кто-то захочет использовать эту идею с мультиком, я не против» .

Теперь порассуждаем, а что такое, собственно, этот Маськин. О его роли и месте в современном литературном процессе. Попытаемся, так сказать, раскрыть образ лишнего человека в романе Б. Кригера «Маськин». Это, оказывается, не так просто сделать. Потому что Маськин — это, кажется, вовсе и не человек.
На иллюстрациях Иры Голуб, которые, очевидно, были согласованы с автором, Маськин изображен в виде человекообразного существа с мягкими ушами, как у кролика. То есть автор видел Маськина в виде мягкого, забавного кролика, зайчика или ослика, но никак не котика (ибо кошек и котов на страницах романа более чем достаточно), не собачки, не тигренка, крокодильчика или другого симпатичного хищника, которого интересно смотреть в программе «Планета животных», а в квартире лучше не держать. Словом, Маськин — это существо безобидное, склонное к разглагольствованиям и натуральному хозяйству. Этакий Кандид XXI века. Или канадский Акакий Акакиевич. Или израильский Обломов.
В какой бы канадской глубинке ни процветал сейчас писатель Борис Кригер, человек он все-таки наш. А потому он, естественно, писал сочинения в советской школе и, возможно, даже раскрывал образы маленьких людей в произведениях Гоголя. Так что фамилия «Маськин» сразу вызывает у читателя ассоциации со словом «масенький». На всем протяжении романа этот герой ни разу никого не прикончил топором, как Раскольников, не заколол шпагой, как Гамлет, и не убил на дуэли, как Печорин с Онегиным. «А чего, мол, еще ожидать от героя с такой фамилией?» — как бы подсказывает нам автор. Он даже не может (и не хочет) жениться, хотя подобные предложения вообще-то поступают.
Герой получается такой диванно-плюшевый, расслабляющий и располагающий к доверию. Читатель хихикает над той легкой незатейливой чепухой, которой его забавляют, и вдруг все чаще замечает, что с ним обсуждают... самые наболевшие вопросы нашей с вами современности. Причем все эти вопросы поднимаются в строгой последовательности, и наш мнимый простак, кажется, не упустил ни одного.
Автор добился главного — он нас расслабил и приручил. И для этой цели ему как нельзя лучше послужил герой-пушистик по фамилии Маськин, близкий родственник Винни-Пуха, кота Леопольда и других великих философов.

Как любой порядочный романист, с первых страниц своего произведения Кригер начинает населять его второстепенными, третьестепенными и прочими героями, среди которых всевозможные предметы, животные, исторические персонажи, политические деятели и даже абстрактные понятия, что до Кригера в литературе встречалось нечасто. Так вот, в первых же главах на авансцену выходят тапки — Левый и Правый. И в дальнейшем их роль в ткани повествования довольно значительна. Они представляют собой как бы Санчо Панс(ов) главного героя, постоянно комментируют его действия и высказывают свои мнения по болевым проблемам современности, представленным в романе с исчерпывающей полнотой. То, что тапки в романе заговорили человеческим голосом, не должно удивлять людей, воспитанных на сказке «По щучьему велению» и испытавших состояние измененной психики, называемое в народе «белочкой». Остается лишь заметить, что образ Левого Тапка, одержимого революционными, левацкими идеями, получился чуть более выпуклым и убедительным, как все образы не очень положительных героев.
Чрезвычайно удачными, на мой взгляд, получились у автора образы «охапочных котов», количество которых не уточняется. И удача заключается в одном-единственном слове «охапочный», которое стоит десятков страниц подробнейших описаний. Возьмешь в охапку — и тискаешь, и тетешкаешь... куда уж понятнее.
Любопытно, что так называемых отрицательных персонажей у Кригера фактически нет (как, впрочем, и совсем положительных). Чувствуется, что он не обольщается относительно своих героев, но в целом они ему приятны. Он не выносит обвинительного вердикта даже такому малосимпатичному типу, как Трамвайный Хам. Ну хам и хам, и ведет себя по-хамски, как положено. Другая не совсем положительная героиня — Лиса — вообще вызывает симпатию, особенно на картинке Иры Голуб. Симпатичная такая вредина, закинувшая ногу на ногу. Возможно, автор срисовал ее со вполне реальной лисы, донимающей его в канадской глубинке. Да еще добавил немного от какой-нибудь знакомой критикессы или бизнес-леди. А кто не имел счастья общаться с такими симпатичными стервозами?
Самым же мощным и уж действительно краеугольным вышел образ Маськиного Булыжника. Глыба, а не образ. Нет, правда, это ж как надо чуять окружающих, чтобы и в камне разглядеть одушевленное существо со своим особым характером? О политиках, к сожалению, такого не скажешь.

У этой книжки есть очень непривычная особенность. Мы, бывшие советские-антисоветские люди, натренированные на идеологию, с первых слов ждем политического подвоха и напрягаемся, чтобы на него отреагировать. За кого он, этот Кригер, и против кого? Куда, так сказать, направлено разящее жало его сатиры? Тем более, что в аннотациях нас предупреждают о сарказме, иронии и т. п. С кем вы, товарищ, Маськин? А выходит, ни с кем.
Как Маськин относится, например, к глобализации и внешней политике США, которые он называет Соединенными Штанами (смешно, но необидно)? Считает ли он эти самые Штаны агрессором, стремящимся к мировому господству, или, напротив, гарантом демократии и свободы, борцом против мирового терроризма? Или, наконец, у него есть какая-то третья, оригинальная точка зрения, недоступная современной журналистике?
И вот на страницах романа появляются президент Бушкин и его подручная Скандалеза Безобреза, которые усиленно размышляют над тем, кому бы еще объявить войну, но не могут найти подходящего противника. В одних странах президенты являются гражданами Соединенных Штанов, и им можно приказывать без всякой войны. Другие, как страну Шанхаию, завоевывать нельзя, потому что они производят для всего мира мягкие тапочки, да и все остальные товары. Так что, разгромив Шанхаию, мы только сами себя оставим без тапок. Наконец, Бушкин находит на глобусе подходящую по размерам страну для агрессии, но и здесь его ждет разочарование — это Соединенные Штаны, в которых он президентствует. Не может же, на самом деле, президент объявить войну своей собственной стране.
Есть, правда, еще одно государство, которое одновременно напоминает все страны «Оси зла» вместе взятые, — это Государство, Укравшее Ягодный Пирог (ГУЯП). И один тип, одновременно смахивающий на всех террористов № 1, 2, 3 и т. п. — капитан Ибн-Маслинкин-Алибабуев. Но на поверку оказывается, что эти злодеи также являются подчиненными президента Бушкина. Да и вообще, в этом политическом мире все дергают за ниточки всех и никто не действует по своей воле, так что виновного найти невозможно, да и спросить, в общем, не с кого. «Приглядевшись, Маськин, однако, увидел, что самого капитана Ибн-Маслинкина-Алибабуева дёргал не кто иной, как мусье Сильвуплешкин с сэром Джентельменкиным, которых водила на верёвочке фрау Шпрехензидуева, которую дёргала, как куклу, птица Рухх с балалайкой, которую, в свою очередь, дёргал президент Соединённых Штанов Бушкин, которого дёргала за верёвочку Рыночная Экономика, которую водило, как куклу, Глобальное Потепление, которое дёргали за верёвочки профессора Кислых Щей, которых водили по сцене Глобальное Попустительство, Глобальное Помутнение и Глобальный Пофигизм, которыми заправлял Трамвайный Хам, которого водили на верёвочках Макдональдс с Кока-Колой... Вы не поверите, кто съел бутерброд Макдональдс и играл бутылкой кока-колы, катая её по полу... Не догадались? Да... Кошка Бася. Дело в том, что кошки очень любят играть верёвочками и катать разные предметы по полу. Вот она нашла бутылочку и стала ей играть... А вся компания кукловодов с куклами задёргалась в хаотическом разнообразии... разумеется, дёргая привязанную к ним кошку Басю...»
Выходит, что президенты дергают маськиных за веревочку, но и сами дергаются от лапки кошки Баси. И это как-то греет.

Где-то к середине романа Маськин разобрал проблемы глобальной экономики и мировой политики, СМИ и искусства, фаст-фуда и кока-колы, войны и мира, культурных различий и многие другие. И, разумеется, было бы странно, если бы такой глубокий мыслитель оставил в стороне еврейский вопрос.
«...Народ всюду одинаков, — рассуждает он. — В одном месте зубы чистит, в другом не чистит — вот и всё отличие, а то, что у них в голове одно и то же, — съездите, сами убедитесь, только зря время потратите».
Однако автор, конечно же, понимает, что такое простое и естественное объяснение ни к коем случае не устроит его будущих пылких критиков ни с семитской, ни с антисемитской стороны, и ему все-таки приходится выглянуть из-за спины своего плюшевого героя. И вот мы читаем мнение уже не Маськина, но Бориса Кригера, и это мнение недурно было бы присовокупить к сочинению А. И. Солженицына «200 лет вместе»: «И русский народ я тоже уважаю, если он, конечно, не дерётся. А то вот мне, например, поломали нос, когда я за товарища у пельменной пытался заступиться. Но хоть я на это обиделся и из России навсегда уехал, всё же думал, что сам тоже и есть этот самый русский народ, во всяком случае, так на меня тыкали пальцем все окружающие за границей — русский да русский, ну я и привык».
Снова надевая шапочку с плюшевыми ушками, Кригер описывает злоключения Маськина после его переезда в Маськопотамию — странное государство, которое придумали специально для того, чтобы сбагрить в него всех Маськиных соплеменников. А там втравили их в непрерывную войну, в которой невозможно ни проиграть, ни окончательно победить.
И снова Кригер без литературной маски-маськи обращается к своему народу:
«Почему не можешь ты любить самого себя, как любят себя другие народы?
Две тысячи лет на чемоданах... Но дадут тебе другую отдельную планету, ты и там так сам себя достанешь, что побегут несчастные сыны твои как угорелые в разные стороны...
Прости меня, народ мой, если можешь, прости! Но болью бессилия сжимается сердце моё всякий раз, когда я думаю о тебе, и душат слёзы отчаяния всякий раз, когда я заглядываю в твои тёмные, полные неизъяснимой еврейской грусти глаза, столь часто помутнённые безумием. Тем более что эти глаза я вижу и в своём зеркале каждый день...»
Такая вот детская сказочка.

Один из самых обаятельных женских образов романа — Матрешка. С точки зрения неофрейпердизма (так автор называет одно известное течение психологии) эта матрешка представляет собой немолодую, но очень привлекательную женщину, сохранившую внутри себя множество предшествующих своих образов: молодой женщины, девушки, маленькой и совсем крошечной девочки.
И вот, наблюдая за тем, как из матрешки одна за другой появляются все ее прошлые «Я», Маськин неожиданно обнаруживает, что и в нем живы все те Маськины, которыми он был десять, двадцать, тридцать и более лет назад... Он вынимает из себя самого маленького Маськина, гладит его по головке, и это наполняет его душу несравненным блаженством.
«А вы не забываете себя маленького в себе? — обращается Маськин к читателю. — Не забывайте его, не давайте ему понапрасну плакать... Ему ведь там так темно и одиноко без вас, смотрит он изнутри на вас, взрослых и серьёзных, и плачет. Купите ему игрушек, помогите забраться на горшок, и у вас вместо нудного ноющего врага под сердцем появится самый ваш преданный, пусть и очень маленький друг!»
Давайте и мы последуем советам, изложенным в книжке с таким с первого взгляда легкомысленным названием «Маськин».