По сути своей, что есть рецензия? Описание, что хорошо, что плохо, а что не мешало бы подправить? Мне кажется, это все же нечто большее. Для меня рецензия — это диалог с автором. Не монолог, нет. Ты читаешь произведение, оно рождает у тебя определенную реакцию. Ты вспоминаешь, думаешь, переживаешь — и говоришь об этом автору и другим читателям, и в этом рождается общение. Много более полноценное, чем порой можно слышать перед подъездом часа эдак в три ночи. А иногда и пораньше.
Роман начинается с абсолютно фантастического вступления — верберовские танатонавты и ангелы отдыхают. Человек хочет прожить не одну, а тысячу жизней, и в итоге ему удается найти компромисс со Временем. Но не надо воспринимать Кригера буквально, нет. Его ода кризису среднего возраста — это, прежде всего, история о человеке, который хотел успеть больше, чем другие. Можно прожить всю жизнь, мечтая лишь о том, как бы выбить зубы своему начальнику, а можно пожить в десятках разных стран, пообщаться с людьми самых невообразимых профессий и тем самым вобрать в себя много нового.
Весь вопрос в том, какие задаешь критерии для своей жизни. Вот мечты чем определить? Почему для кого-то потолок — брюхо набить, для кого-то — парня встретить, а кого-то воображение уносит в заоблачные дали в Альпах грез?
В детстве мы все летаем во сне, почему же кто-то остается даже без взлетной полосы?
«Есть люди, которые добиваются поставленных перед собой целей и потом полностью теряют к ним интерес. Встречаются и такие, которые теряют интерес к возможным достижениям еще на уровне мечты. Помечтал и бросил... Как будто если в мечтах достиг чего то, то и этого достаточно... Для меня отношение к мечтам описывается удачной фразой одного весьма знаменитого писателя бразильского происхождения — Пауло Коэльо, который как то сказал: “Сама возможность осуществления мечты уже делает жизнь интересной”. Значит, не важно, кто ты и что ты имеешь, важно, чего ты хочешь».
«Я всегда мечтал быть писателем. Начал писать, наверное, лет с пяти. Постоянно сочинял стихи. Для меня писательство является основным занятием жизни, однако долгое время оно имело статус хобби.
Пытаясь прожить тысячу жизней вместо одной, я пытаюсь выпить океан. Вчера сидел и читал французскую книжку про войну за независимость Алжира, и все время косился на пачку карточек с китайскими иероглифами... Как бы было здорово одновременно читать и учить иероглифы! Попробовал. Не получается... Увы, я не Цезарь. Но, как оказалось, и не Эзоп. Я бесхитростно встаю на четвереньки и пью без устали море, а не хитрю и не занимаюсь дешевой, хоть и не лишенной мудрости эзоповской демагогией.
Я вас не раздражаю своим желанием выпивать моря? Обычно это раздражает».
Раздражать-то оно, конечно, может, но только тех, кто сам никогда не задумывался о том, что море стало соленым из-за моряков, которые плакали на своих кораблях, скучая по близким.
Мы живем в удивительное время — перед нами раскрыты все пути, и никакая, НИКАКАЯ идея уже не является абсурдной.
Кригер шутливо ставит вопрос: «А ты согласился бы стать homo immortalis (человеком бессмертным)?.. Или сохранить мнимую жизнь родного тебе существа за монотонно мигающим компьютерным оком? На первый взгляд реакция должна быть одна: «Хочу, хочу, хочу!!!» Но вот подходит время, и появляется волшебник с мензуркой или хирург со сменными деталями без срока годности и... Ну... Проживу я время, эквивалентное одной, двум, трем, ста трем жизням, выучу все мертвые языки, прочитаю все, что хотел, объезжу нашу маленькую голубую планету и побываю в далеком космосе... Рожу детей, потеряю друзей, потеряю детей, найду новых друзей, но, по сути, я попаду в нескончаемый круговорот. Пусть даже без нелепо-фрикционого родительского начала. Не хочу! Главное — сам процесс. Веришь ты или нет, но пока мы ничего не знаем о том, что будет за чертой, называемой жизнью. Верно? А ведь стать бессмертными мы можем уже сейчас, прожить тысячу жизней — наблюдая от становления Аттики до падения берлинской стены движение нашего мира. Пока не перезагрузили игру нашего мира.

Школа жизни от Б. Кригера, или Почти Карнеги по-русски

Чем мне нравится проза Бориса Кригера, так это умением быть ненавязчиво мудрой. По сути, в своих книгах он предлагает нам консистенцию своего жизненного опыта, знаний о людях и мире. И, если уметь вчитываться, можно вместе с ним пройти достаточно большую школу. Нельзя забывать, что автор — человек успешный. Как бизнесмен в том числе.
«Я ставлю цель, которая сначала вырисовывается неясно, далее все четче и четче. Когда цель ясна, я начинаю заполнять промежуток, отделяющий меня от поставленной цели. ...Не надо смотреть на окружающих. Они заняты, и если вы не будете очень им досаждать, они вам не станут мешать. У них просто нет на это времени. А когда они обернутся — ваша мечта станет уже свершившимся фактом, который гораздо легче принять, чем с ним бороться».
Советы автора напоминают выдержки из бестселлера, как добиться успеха. Но отличие заключается в том, что автор саморомана намного глубже пытается помочь вам копнуть собственную жизнь, а не заняться штукатуркой фасада.
«Я бы сказал, что найти и обрисовать себе эти цели подчас гораздо сложнее, чем их достичь... У нас так много ложных идеалов, навязанных нам... если отбросить все, что навтыкало в нас общество, от нас не останется ничего, кроме одинокого каркаса души...
Как это ни парадоксально, самым сложным становится обрисовать эту самую мечту, в которую следует поверить и к которой стоит стремиться... Не продешевите. Смотрите в глаза судьбе спокойно и не взволнованно. Ведь лишь малая малость связывает вас с этим малознакомым человеком, именуемым вами «я». Неужели все, что вам надо, — это салат в холодильнике или объятия женщины, чья красота рассыплется на мелкие кусочки?»
«Нам воистину нечего терять... Так поставьте перед собой задачу не продешевить. Не размениваться на мелкие ничтожные торшеры, которые стоит наконец купить и поставить в угол в гостиной, и жизнь тогда уж точно наладится, и все как то образуется в наилучшем виде вокруг этого самого источника света». Надо поставить цель и «вперед — строить кубиками мосты, связующие мечту с реальностью, как бы ни было ветрено вокруг этой наспех расставленной детской игры, которую мы именуем “жизнь”».
Проблема в том, что «всю жизнь мы устанавливаем себе мнимые пределы, лимиты, ограничения. Зовите эти мрачные столбики как угодно. На них развешаны таблички: “Этого мне не понять”, “Это не для меня”, “Этого мне не нужно”, “Это мне неинтересно”... Я пытаюсь их ломать, наотмашь, нещадно ломать эти пределы...
Когда я невинно сообщаю, что начал учить китайский, и ожидаю услышать что то вроде: “Это очень верно. Как можно не обращать внимания на язык и культуру одной шестой (если уже не одной пятой) части человечества?” — я получаю от бесплатного слушателя: “Боря, тебе что, совсем делать нечего?”, а от платного — заискивающее поддакивание в стиле: “Борис очень умный”».
Я уже задавала себе вопрос о том, на какую аудиторию рассчитывает Б. Кригер. Самороман читается легко, его можно назвать автобиографией с элементами саморефлексии. История жизни накладывается на отношение к миру, к тем или иным жизненным перипетиям. Кригер — человек, который живет так, как хочет, его история — это интересный монолог человека о любви к себе и к жизни. Полноценной, так, что порой она кажется фантазией.
«Я не вру, потому что то, о чем я говорю, обычно настолько не от мира сего и фантастично, что если бы я еще и врал, то какая либо ценность такого разговора для меня утратилась бы. Ведь объясняя свое несогласие с Иммануилом Кантом уборщице, приходящей раз в неделю не столько прибраться, сколько прокурить мой дом и попить чаю с ванильными сушками, я работаю, делясь своими мыслями, и мне неважно, кто сидит передо мной — Платон или Платоныч из местного ЖЭКа. Напоминает рассказ Честертона о лейтенанте Кийте:
“— У него один недостаток, — задумчиво произнес Бэзил, — или одно достоинство, как хотите. Он говорит правду слишком точно, слишком буквально... Он чересчур правдив. Вы никак не поймете, что буквальный, точный рассказ звучит очень странно. Такое не рассказывают ради славы, это слишком нелепо”».
«Многие владеют только малой частью мира. Вот паучок, например, полноправный хозяин в своей паутинке. Он точно знает, где у него припрятаны его паучковые вещички. А вот капля, например, владеет всем миром сразу, ибо отражает его целиком. Но ее жизнь быстротечна. Вот и спорят они в большом лесу». Когда Кригер говорит, что хочет владеть всем миром, он и есть эта самая капля. Поэтому разговор капли и паучка в данном случае символичен — это разговор самого Кригера с обывателями, с теми, кто заходит к нему в поиске стаканчика выпить; то, что он в данном случае ловит их, как паучок в свою паутину, не что иное, как наживка. Капли — это единственное средство хоть на миг отразить в себе этот мир, даже со светом самой что ни на есть далекой таинственной галактики, и слиться с неразрывным потоком вод, несущимся к дышащим влагой безднам. «Не бойся медлить, бойся остановиться».
На самом деле люди очень часто задают вопросы, ответы на которые пришли бы к ним сами, если б они только попытались немного напрячься. Прекрасной иллюстрацией этому служит рассказ о том, как Кригер общался в Интернете с китайским студентом и поразил его знанием местных достопримечательностей. Секрет был прост. Хорошо отлаженная поисковая система. Элементарно, Ватсон. Не могу не вспомнить ситуацию, приключившуюся уже со мной: я взяла у знакомого телефон — клип посмотреть новомодный, и... В общем, грешу я чрезмерным любопытством. Полезла дальше смотреть, чего у него там за клипы, и вижу девушек обнаженных и мужчину, стонущих в медиавозбуждении. Друг тут же смутился: «Кать, ты не поверишь, как в Инет с мобилы ни залезу — обязательно ссылки на фигню эту, что ни нажмешь, скачивать сразу начинает...» Не поверила. Ибо пользователь я опытный и знаю, что можно полгода бродить по сайтам и ни одной ссылочки такой не увидеть, и точно знаю, куда надо залезть, чтоб ее найти. Сразу. И много. Обидно просто от того, что многие такую шикарную возможность экономить время, какую дает нам Интернет, не используют вовсе. Это не только поэтика — это махровая практика. Можно довести ситуацию до абсурда — придумать человека, который родился в квартире и никогда из нее не выходил — у него был только комп с безлимитным Интернетом. И что? Он вырос вполне полноценным человеком: получил хорошее образование — в смысле накачал себе все необходимые уроки и книги и сидит работает on-line, получая зарплату web-money, заказывая себе одежду, мебель, еду, женщин — и получая их на дом. А в те вечера, когда ему становится одиноко, он выходит в Интернет — и не один миллион знакомых случайным или тематическим образом уже почти рядом. Зато у нас уже нет такой тактильной нежности, которую могут вызывать любимые вещи — компьютерные фото испортили предчувствие встречи с дубовым огромным столом или плюшевым диваном.
У нас есть цифровые фото — и мы уже больше не храним так трепетно свои воспоминания, как если б у нас не было этих мертвых цифровых матриц. Нам уже не пережить, как бабушке Кригера, чувство, когда ярко, через восемьдесят лет, ей помнился старый диван и то, что лаяли собаки! «И эти собаки, и этот диван продолжают существовать уже в моей жизни, путь несколько видоизмененные, но в сущности все те же, вот уже больше ста лет после этих детских слез, проплакавших пятно... Мы даже в малой мере не осознаем, в какой огромной степени влияют на нас эти невзгоды прежних эпох... Например, пережитые моей бабушкой еврейские погромы руководили всей моей, ее внука, жизнью, и я до сих пор бегу и прячусь, страшась грубого стука в дверь по ночам, и мой сынишка, наверное, тоже будет немного бояться, и так сквозь поколения идет эта страшная память о звериных уродах, громящих наши дома... Я думаю, что антисемитизм зиждется именно на звериной основе... Как и любой биологический вид, люди расщепляются на расы, которые угрожают при долгой изоляции отпасть от основного вида... Конечно, в современном глобальном царстве такого не случится, но живет в некоторых людях буквально физиологическая потребность уничтожать чужого... и в этом и есть неискоренимость и сила антисемитизма, как и любой другой разновидности расовой нетерпимости...»
У Конрада Лоренца есть хорошая книга, посвященная агрессии. Переходя от вида к виду, автор добирается и до человека — в межвидовой борьбе мы, к сожалению, все еще такие же животные, как меньшие наши братья. Возможно, даже более изощренные. Что бы ни обещали, все равно придумают что-нибудь похуже, пока не останется, как на картине «Апофеоз войны», кучки маленьких черепков.
Это тот же вопрос, что и другой, постоянно задаваемый Кригером, — почему люди так не любят думать? Автор приходит к выводу, что мы уделяем голове мало внимания. И ведь он прав: культ здорового тела, которое может садиться на шпагат, бегать, прыгать — это да, это надо уважать, а вот развивать свой мыслительный орган — это дело незавидное. Может, поэтому родственные Кригеру души — это, как правило, известные философы. Я думаю, не столько за мысли, сколько за стремление этих людей к большему, «чем сытная похлебка».
Так вот, для других, кому нужно больше, чем хорошо поесть, и кто умеет думать (и это главное!), Кригер предлагает свою Теорию, как добиться успеха и реализовать свой экзистенциальный проект. Самое главное в том, что жизнь — как романтическая проститутка: небольшие усилия — и вы получите все что хотите. Но, выбирая, что же это будет, важно не продешевить. Тем более, что все в мире — это иллюзии, так как «то, что мы видим и слышим, ощущаем запах и ощупываем, — есть интерпретация нашим мозгом электрических импульсов, возникающих в ответ на внешние раздражители... Реальность — это всего лишь взаимоотношения между нашими иллюзиями и внутри наших иллюзий. Вот и все, что мы воспринимаем как реальность... Никогда не жди от жизни счастливых шансов. Создавай их себе и другим сам». Ведь нет гарантии, что твой счастливый шанс уже выпадал и ты его не заметил... А если и не заметил, то, пока жив, постарайся получить удовольствие от процесса.
Деньги? «Да деньги — это не проблема. Просто научитесь их зарабатывать в нужном количестве, привлекая и покупая помощь других, и так, чтобы вас по дороге не пристрелили и не посадили, и так, чтобы от ваших заработков не рыдало потом полстраны. Как? Очень просто: начните думать по утрам, в обед и по вечерам, и вам эти простые прозрения со временем явятся сами собой... Создавая себе всё большие и большие возможности... вы рано или поздно обязательно добьетесь своего».
«Не боритесь со своими недостатками и недостатками других людей. Постарайтесь эти недостатки превратить в достоинства, умело их обходя и включая в сеть ваших идей» и «из всякой неприятности постарайтесь извлечь что нибудь такое, что если не принесет явной пользы вам, то хотя бы смягчит горечь ударов судьбы, которые рано или поздно неизбежны в жизни всякого человека».
Казалось бы, общеизвестные истины, банальные советы, а ведь на самом деле многие из нас не умеют, не знают, как правильно организовать собственную жизнь. «Не так, как нравится тете Нюре из бакалеи, и не как это представляется бабке Пелагее на скамейке у подъезда, а именно как это видится вам.
Конечно, нечего и думать решать задачи самореализации, когда у вас течет крыша над головой, а пьяный муж дерется, и вам уже хорошо за сорок. Меня часто спрашивают — как могла бы помочь себе та, или эта, или вон тот безногий в котелке на углу. Что он там делает? Догадайтесь сами — просит милостыню.
Я отвечаю: “Вы бы мне его еще в гробу показали и спросили бы, как ему переделать его жизнь”.
Дело в том, что все в жизни взаимосвязано, и нельзя сразу поменять всё, развернуться на 180 градусов.
Давайте же позаботимся о самих себе. Давайте оставим на время других людей в покое. Завтра же с утра не встанем с кровати, а начнем думать. Отбросим все, что нам было известно до сих пор, как советовал Декарт, и начнем заново переосмысливать жизнь пункт за пунктом — что вы едите, с кем спите и насколько это вас удовлетворяет».

Б. Кригер о людях, мессиях и здоровом отношении к деньгам

«Ах, люди, люди... Сначала я их боялся, потом избегал, но теперь понемногу привык». Причина этого проста — повзрослев и став успешным, автор приобрел уверенность в себе, своем месте в мире. Возможно, если б он не встретил свою жену, которая присутствует во многих его романах, он остался бы неуверенным в себе человеком, лишенным тыла. А так семья, подарив автору чувство защищенности, помогла начать творчески реализовываться, ведь «опыт быть битым — как езда на велосипеде или игра на скрипке — по-настоящему никогда не забывается, потому что это, как говорят в народе, память не мозговая, а мышечная» и только в окружении любящих тебя людей можно загнать воспоминания в подсознание и жить настоящим. Жить писательством, о котором Кригер мечтал с детства. Но ведь, «чтобы быть хорошим писателем, надо не просто знать людей, нужно любить людей... Сначала эта проснувшаяся к моим тридцати трем годам увлеченная любовь к людям меня насторожила... Не секрет, какой это критический возраст для ловцов человеческих душ и человеколюбцев... Но когда мне стало тридцать пять и меня все еще за эту любовь не распяли, я успокоился». От этой любви по надобности нет-нет да и проскользнет что-то от любви энтомолога к его маленьким подопечным, аккуратно нанизанным на иголки.
С другой стороны, абстрагирование себя от людей приводит автора к довольно интересным выводам: оказывается, можно доказать любую позицию — и все люди сволочи (ну а как им не быть сволочами? Все бегают, суетятся, жратвы на всех может не хватить. Вон в Африке до сих пор голодают. Не посуетишься, не посволочишься — будет плохо. Вот, собственно, и все объяснение. Если отбросить все формальности, от человека останется противное голое существо, лживое, жадное, завистливое — короче, сволочь. Да что я вам говорю, вы и сами знаете), и все люди — идиоты или ленивые, ибо вероятность быть и тем и другим очень низка, и, наоборот, легко принять, что каждый из нас — потенциальный великий художник и гений («Я люблю людей и иногда тайком их рассматриваю. Я вижу насквозь их несчастья, заблуждения и тайные желания. Из подавляющего большинства могли выйти умные, удовлетворенные и осознанно счастливые люди, от которых расходилась бы волна спокойствия и благости. Однако всякий, кого я ни встречу, нервен и отчасти несчастен. Я не могу помочь им советом, ибо тогда понадобится переменить их жизнь настолько, что это может показаться бессмысленным: принесешь им больше вреда, чем пользы. Однако мудр тот, кто учится у каждого человека»).
Попытка разобраться в человеке как в феномене очень похвальна, тем более что «любовь к идеальному человеку... это товар фальшивый... Принимайте только настоящую любовь к вам, которая не за что-то, а, скорее, вопреки чему-то... я достигаю эмоционального равновесия, спокойно относясь к очередному проявлению сволочизма: низости, предательству, воровству, лжи и ненависти, — потому что ничего другого от людей не жду, а когда получаешь что то ожидаемое, хотя бы остается удовлетворение, что, мол, “я же говорил”... Зато какое счастье, когда я обманываюсь в своих ожиданиях и кто-нибудь неожиданно делает что-нибудь хорошее вопреки своей сволочной природе! Не из страха, не из-под палки, а просто так! О, это счастливые моменты для моей души!.. Ибо это настоящее чудо».
Как в объявлении: «Народу Израиля требуется мессия с опытом. Рекомендации от Понтия Пилата обязательны».
Совсем другие отношения Кригера с обществом. Как человек рациональный, он считает, что общество должно исполнять условия общественного договора. Но теория расходится с практикой. И вместо того, чтобы существовать, координируя людей, общество становится структурой над ними.
«Обществу не нужны люди. Ему нужны функциональные единицы. Этот пекарь, этот токарь... Общество говорит: работай усердно, много не думай, а главное, лишнего не болтай. А как приглядишься — все сплошной идиотизм, на идиотизме замешанный и идиотизмом приправленный.
Короче, если следовать рекомендациям общества — кончишь либо в тюрьме, либо на кладбище. Хорошо, хорошо, если не следовать наставлениям общества, закончишь все равно там же. Но все-таки с лучшим ощущением».
В этом плане деньги для общества — это эквивалент того, сколько свободы оно готово предоставить своему члену. «Обществу нужно, например, чтобы я был полотером или растерзанным солдатом. Я так не считаю. Ну что ж, значит, общество вполне перетопчется». Но в том-то и дело, что написать так автор смог только после того, как сам встал на ноги, получил финансовую возможность скрываться от общества в глубине канадского леса.
С другой стороны, дети Кригера занимаются самообразованием, пользуясь тем, что разрешено домашнее образование. Структура образовательного процесса по Кригеру: «Я задаю одну-единственную тему в день, но дети разбирают ее досконально. Например, “Французская революция” или “Биография и творчество Байрона”». Старшая дочь находит и распечатывает материалы с Интернета и далее, как в школе, преподает материал младшему, пишет на специальной доске, проверяет его конспект. В конце дня все это докладывается нам с Маськиным, и таким образом просвещается вся семья. Предметы меняются каждый день, и если вчера мы слушали о синтезе белка или об открытии ДНК, то сегодня мы слушаем о Вольтере с зачитыванием маленького отрывка из “Кандида” по-французски. Единственная учительница, которая продолжает приходить к детям, — это мадам Бруссо, француженка, всего лишь раз в неделю».
Деньги дали возможность на практике доказать: невозможное возможно. Пример Алленовского SpaceShipOne или империи Билла Гейтса тому пример. Государственная власть уже больше не является прерогативой.
«Деньги — это всего лишь инструмент достижения цели, а не сама цель. Я люблю деньги за то, что на них можно покупать все, что необходимо, и решать подавляющее большинство проблем.
На что же я трачу свои деньги? Во-первых, конечно, на решение мировых проблем. В частности, на помощь негритятам в Африке... она помогает выживать четырем негритятам в Руанде, Эфиопии, Буркина Фасо и еще Сьерра Леоне...
А голод голодных — это позор сытых. ...Помощью негритятам заняты в моем доме все. Каждый приставлен к негритенку и отвечает за то, чтобы слать деньги и вести переписку. Это огромный воспитательный момент».
И по принципу ассоциативного мышления мысль Кригера несет нас к обратной стороне денег — нищете. «Нищий — это тот, у кого ничего нет и которому ничего не надо... Соответственно нужда человека — это иллюзия, его крик о том, что он хочет большего. Самопорабощение на тупых, нудных и малооплачиваемых работах — знаете, лучше уж нищенствовать совсем, здоровее и счастливее будешь». Это не выход. Выход: подумать — и заработать. Но! А если человек думать не умеет? И вот приходим опять к теме о дураках и... Кригере. «Готовность удовлетвориться самым малым — это наинеобходимейшая составная человеческого счастья (при этом нищенство — это не синоним несчастья)... Готовность к нищенству есть необходимый путь к этой свободе... Голыми мы пришли в этот мир, голыми его и покинем... Единственное, что мы можем сделать на этом свете, — это реализовать себя и помочь реализоваться другим. Все остальное — лишь вспомогательное горючее для этих простых, но изысканных целей. Отказавшись от самореализации, мы уподобляемся автомобилю, который потребляет горючее, простаивая в гараже и отравляя окружающих выхлопными газами».
Опять противоречия. Но вместе с тем точно можно сказать одно: Кригер не денежный садист _{(Денежный садист, даже если вам должен, постарается вам не платить так долго и унизить необходимостью ему напоминать так жестоко, что нередко случается, что таких людей могут просто убить, ибо денежный садизм хуже переносится населением, чем обыкновенный физический садизм. Однако денежные садисты настолько поглощены своей страстью причинять боль людям, не давая денег, которые те заслужили, или заставляя их работать бесплатно, что вразумить таких жестоких типов с денежными знаками вместо глаз не представляется возможным)}, наоборот, к деньгам он относится очень просто. «Если обстоятельства не позволят мне тратить деньги на издание книг, я буду писать в стол, если меня лишат компьютера, я буду писать огрызком карандаша. Если я не смогу писать — я просто буду думать. Если я не смогу думать — я перестану существовать». Читай: превращусь в среднестатистического человека. Это — практическое понимание своего экзистенциального проекта.
Интересны рассуждения автора о писательстве вообще. С одной стороны, в издании книг Кригер видит, несомненно, свой долг — донести мысли хоть до единственного своего читателя. Но ведь им может быть и сам г-н Кригер. И тут поворот новой гранью треугольника «человек — деньги — общество». «То, чего люди ждут годами и никогда не дожидаются, скажем, публикации своей книги, я покупаю за деньги и плюю на издателей, читателей и на все, на что только можно плевать. Поэтому я свободен и могу писать совершенно без оглядки всё, что только придет в голову... Конечно, я постараюсь применить часть своих усилий, чтобы не доводить себя до нищенства, но морально — я не боюсь нищеты... Больше не боюсь».
«Наш мир — нервный, рыдающий, ребенка лет десяти, — вот что представляет собой наш мир, повзрослеть не может уже сотни тысяч лет, зато все-таки может вырасти в кого-нибудь приятного и уверенного в себе». Только жить в эту пору прекрасную уж не придется...
Рано или поздно ты сталкиваешься с ограниченностью своей физической оболочки. Помню, моя учительница немецкого, дама за семьдесят, с трудом передвигающаяся по квартире, говорила мне: «Самое ужасное в старости — это то, что ты уже все знаешь, еще многое хочешь, но физически ничего не можешь». Тогда мне стало страшно от этой ее фразы. Теперь к этому стало примешиваться понимание. Страх устал и сменился грустью. Видимо, это христиане и называют — смиряться.
Буквально недавно я стала паковать свои вещи в связи с очередным переездом. Естественно, встал вопрос о том, что делать с огромным количеством книг (я обрастаю ими молниеносно), — и, глядя на эту большую кипу макулатуры, я поняла, что книги все эти я прочитала, но абсолютно не помню, что в них. Это не значит, что книги были плохими — впечатления от некоторых книг нежно хранит винчестер моего компьютера. Просто вчитываясь в них, я открываю для себя неприятное чувство — что пишет если и известный мне человек, то о произведении явно незнакомом. Так же и с языками: память предательски выдает подробности того уютного вечера, когда, закутавшись с чашкой кофе, я внимательно читала разные значения слова в словаре. Так. Надо сосредоточиться, попробовать разглядеть, как же переводилось то слово на странице... и тут иллюзия предательски рассеивается. Человек vs мозг.
У Кригера вообще много моментов, которые делают его близким нам, простым людям, — к примеру, чугунный Дон Кихот на пианино. У моего была потеряна шпага. Как и у других двадцати с лишним встреченных грустных темных рыцарей преклонного возраста. Или автор вспомнил о том, как молился Богу, когда его жена лежала в больнице, и, несмотря на следующие за этим иронические пассажи, он стал нам ближе. Потому что бормотать разного рода слова, которые кто-то должен услышать наверху, — это свойство всех людей: и бабушка крестится-молится, чтоб ее внучек скорее вернулся с ночного рандеву жив-здоров, и малолетняя девчонка, за которой по ночному двору идет с дискотеки подвыпивший здоровый боров, шепчет, убыстряя шаг: «Господи, помоги, скорее бы, скорей...» Еще, как правило, пытаются пойти на сделку: «Помоги, пусть он свернет за угол, а я обещаю никогда, никогда больше не ходить по злачным местам...»
Свои тайные пожелания-обещания писатель скрыл...