Географический аспект «Южных Крестов» — перемещения в пространстве, путешествия, столкновение различных национальных менталитетов — является очень важным элементом поэтики. В мировой литературе можно найти примеры романов-путешествий, художественных и этнографических. Здесь же «географические» детали и целые главы, посвященные, например, описанию колонизации Новой Зеландии и тех проблем, которые с этим связаны в современном мире, расширяют читательское понимание причинно-следственных отношений в судьбе отдельного человека. Также «географические» сведения являются существенной частью романной проблематики, частью целого комплекса актуальных общечеловеческих вопросов, затронутых автором.
«Южные Кресты» можно сравнить с авантюрными историями эпохи романтизма, где присутствует гротеск, много необычных героев, как, например, в новеллах Э. Т. А. Гофмана. Конечно, содержание и смысл повести этим не исчерпываются, но при чтении первых шести-семи глав у читателя может возникнуть обманчивое ощущение легкости повествования. Это происходит не в последнюю очередь благодаря мозаичности глав, стремительной смене персонажей и мест действия и появлению таких ярких личностей, как террорист Каматаян и неудачливые разведчики Ицик и Коби. Если немного сместить акценты в описании Каматаяна, можно получить злодея вполне в романтическом духе. Лаконичный образ «пирата XXI века» является ведущим в течение всего двух глав, но воспоминание о нем сохраняется до конца книги.
«Из пиратов за товаром следили пять человек во главе с Онелем Сарау, по кличке Каматаян, что на тагалог, одном из филиппинских диалектов, означает «смерть».
Это был крепкий филиппинец в возрасте Христа, однако явно с противоположными наклонностями, которые выдавали его карие глаза с характерным разрезом и не менее характерным неподвижным, словно бы остолбеневшим взглядом. Нос проистекал изо лба внезапно, чуть ниже уровня глаз, что делало его профиль похожим на неприятную птицу. Сходство с приплюснутым клювом подчеркивал острый кончик носа. Нижняя губа была слишком толста и немного отвисала, хотя само лицо имело форму правильного овала со слегка выступающими скулами. Это неправда, что все филиппинцы на одно лицо. Увидев этого человека, никто, даже конченый профан в восточной антропометрии, никогда не забыл бы его. Это был один из ликов смерти».
Превращению повествования в романтическое препятствует трезвый, реалистический взгляд автора и холодная, чуть отстраненная манера повествования о трагических по сути событиях. Захваченное пиратами рыболовецкое суденышко попадает в шторм, и Каматаян, спасая «товар» — мешки с героином — и свою шкуру, безжалостно расправляется как со своими людьми, так и с «живым товаром». «Те, подчиняясь, проклинали автоматчиков, но таскали мешки исправно. Видно было, что в трюме был крепкий народ, привыкший к тяжелой работе. Они отправились искать счастливой жизни в Новой Зеландии, и каждый заплатил пиратам не меньше тысячи долларов за то, чтоб те доставили их к цели путешествия, но теперь многие начинали понимать, что никуда, кроме как на корм рыбам, их не доставят». Каматаяну и пятерым гребцам-филиппинцам удается добраться в шлюпке до берегов Новой Зеландии. Волей случая их выносит прямо на людный пляж, и, обвиненный филиппинцами, пират оказывается в тюрьме. По иронии судьбы его отпускают даже раньше, чем незадачливых разведчиков МАСАДа, чью случайно провалившуюся операцию Кригер описывает с теплой иронией.
«Ицик Моран и Коби Мизрахи были опытными разведчиками израильской внешней разведки МАСАД. Обычно им поручалось уничтожение крупных руководителей террористических организаций. Так, в прошлом году на Кипре они выслеживали главаря исламистской организации, но соседи по квартире заметили их подозрительное поведение и донесли в полицию, что два иностранца с балкона все время разглядывают соседний дом в подзорную трубу». Пришлось им провести некоторое время в кипрской тюрьме, так как «в трубе, в общем, не было ничего незаконного», но паспорта у них были поддельные.
Начиная свою новозеландскую операцию, разведчики ведут себя так, что трудно не улыбнуться. «В небольшом кафе в одном из торговых центров пригорода Окленда сидели два человека. Их резко выделяло из массы новозеландцев, в основном ирландско арийского типа, то, что оба имели восточный вид, черные волосы и темные глаза, а также были одеты совершенно не по погоде. Несмотря на январь месяц — один из самых жарких в Новой Зеландии, эти люди были одеты в черные костюмы из плотной ткани. На незнакомцев часто оборачивались прохожие, поскольку те сидели в открытой части кафе, за столиками, стоящими снаружи. Тот факт, что они привлекают повышенное внимание, людям в черном явно не нравился, и они старались втягивать шеи и вести себя как можно тише». При чтении глав об Ицике и Коби вспоминается манера Ильфа и Петрова. Операция разведчиков заключается в том, чтобы получить новозеландские паспорта, раздобыв свидетельство о рождении какого-нибудь инвалида под предлогом гуманитарной помощи и затем последовательно собрав другие необходимые документы. Хождение по инстанциям и одурачивание наивных паспортисток, врачей, библиотекарей и бюрократов вызывают в памяти махинации «великого комбинатора» Остапа Бендера. Выдает их на этот раз не внешность, не акцент, не странное поведение — всему этому находится логичное объяснение в ловко сплетенной «легенде», а формальность — несовпадение телефонных номеров.
Отвлекшись на какое-то время на описание этих колоритных личностей и их похождений, Кригер возвращается к своему главному герою — Сене Вечнову и его «крестовому походу», чтобы затем столкнуть краями судьбы персонажей в тюрьме с символическим названием «Райская гора». Персонажи возникнут эпизодически, чтобы озадачить читателя, заставить его задуматься над странным переплетением судеб и обстоятельств. Террорист и разведчики — привлекающие внимание герои, и читатель может ожидать развития действия с их активным участием, погонь, перестрелок и прочих «развлечений». Но действие внезапно замыкается в стенах тюрьмы, и автор сосредоточивается на совершенно обычном человеке, на его опыте и переживаниях. Тем не менее Кригер периодически расширяет горизонт нашего знания, позволяя понять суть происходящего, обращаясь к предыстории некоторых героев, к политическим происшествиям и их освещению в средствах массовой информации.
Эпоха романтизма характеризуется тягой к экзотике — необычные места действия, экстремальные ситуации. Повесть «Южные Кресты» вполне отвечает этим требованиям, но, опять же, слегка смещает акценты, придавая действию большую глубину. В самом деле, что такое Новая Зеландия для большинства современных людей? Маленькое островное государство, о котором большинство людей имеют весьма смутное представление. «Обычно мы не обращаем внимания на Новую Зеландию. Ну, есть такая страна на конце света. Говорят, что люди живут там хорошо. В остальном мы пребываем в неведении. От этой неосведомленности и возникает у некоторых иллюзия беспроблемной заоблачной страны… Вот и Вечнов вообразил себе чуть ли не райские кущи. Между тем, как и всюду, в Новой Зеландии свои заморочки». Автор мог бы описать экзотическую природу, ее непокорность, забросить героя на необитаемый остров, заставив упасть его самолет, как в популярном сериале «Остаться в живых», но нет. Человеческая природа интересует Кригера больше, все социальные взаимоотношения — на первом плане. Анализ поступков людей выявляет первопричины, и «заморочки» у каждого героя оказываются настолько свои, что читатель понимает: истинная экзотика кроется внутри черепной коробки каждого из нас.
Что толкает человека на переезд в другую страну? Стремление к более комфортной, обеспеченной, богатой возможностями жизни. Причем часто люди делают это бездумно, инстинктивно, как птицы, летящие на юг, в теплые края. (Эта метафора иронически обыгрывается автором: «Какая сила движет миграцией народов? Как перелетные птицы, они подчиняются древнему инстинкту, и едва их страны сковывает зима, как они длинными вереницами отправляются на юг, на юг, на юг… А дальше Новой Зеландии юга нет, и снова начинается сплошной непроходимый север, только теперь уже на этом самом юге. Трудно не запутаться с тех пор, как люди смирились с круглостью Земли, на которой им выпало проживать».) «Перелетные люди» на самом деле убегают от самих себя. Разница между настоящей жизнью и поднадоевшим существованием подзабыта ими, и только «охота к перемене мест», новые впечатления способны развеять их, заменить рутину будней яркими красками. «Вообще Сеня много путешествовал. То ли он таким образом реализовывал свои юношеские мечты стать заправским мореплавателем, то ли перемещение в пространстве на время избавляло от все чаще подступавшей мысли о том, что жизнь его не так уж отливает радужными красками бытия и что каким то образом рано или поздно в этой жизни придется что то менять…»
«Новая Зеландия пришла Сене на ум неожиданно: маленькая развитая страна на другом конце земного шара сулила счастливую и богатую жизнь. Просто надо было съездить на разведку, ну и, разумеется, подготовить материальную базу…» Вечнов предприимчив, и слова у него не расходятся с делом. Приняв решение, он тут же ищет пути его осуществления. Он летит в Киев, где приобретает тур в Таиланд, чтобы оттуда попасть в Новую Зеландию. Тур ему продает безымянная старушка, нелюбезная («То я и гляжу, что вы, извините, смахиваете на жида, — приветливо выпалила старуха и почему то ощутимо обрадовалась»), но на первый взгляд безобидная, которая на поверку оказывается хуже гоголевских ведьм. В обмен на «почти бесплатный» билет она взваливает на него обязанность помогать троим эмигрантам, ищущим лучшей жизни. «Когда Вечнов выходил от старухи, его кольнуло: “Они такие же израильтяне, как я папа римский”, но эта мимолетная мысль тут же растворилась в морозном январском воздухе. Когда занят собой, о других совсем не думаешь, да и зачем думать, если, кроме совместного маршрута, тебя ничего с этими “израильтянами” не связывает?» Такая беспечность обойдется ему дорого.
После того как Сеня Вечнов, покутив в Таиланде, прибывает в Новую Зеландию, начинается настоящая катастрофа. Крушение надежд и чаяний, лишение привычных возможностей и сиюминутных радостей обычного земного человека. Почва, выбитая из-под ног. «Вечнов, как и большинство из нас, панически боялся преждевременной смерти, тюрьмы и сумы…» Преодоление страха возможно только тогда, когда ты столкнешься лицом к лицу с тем, что тебя пугает. Преждевременной смерти не случилось, но она угрожала Сене по пути в Новую Зеландию. Вдруг «объявили по-английски, что самолет проходит через зону плохой погоды и что возможна турбуленция», непрочную воздушную лодочку начинает трясти, и в душу героя закрадывается страх. «Ну сколько можно, сколько можно!» — лихорадочно в такт своей тряске думал Сеня и вдруг быстро и несвязно стал молиться: «Господи, спаси и помоги! Господи, спаси и помоги! Я отмолю, я отстрадаю, только не дай пропасть вот так, по глупому…»
«Ступив на твердую землю, Сеня подумал: “Ну, теперь самое страшное позади!” — и у него стало хорошо и весело на душе». Но это было лишь начало, и смутный сон, приснившийся Вечнову в самолете, и необдуманные слова молитвы «я отстрадаю», оказались пророческими. Отягощенный тремя «израильтянами» украинского происхождения, цепляющимися за его рукав, как беспомощные дети, поскольку ни английским, ни ивритом они не владеют, Вечнов обвиняется в контрабанде людей с целью наживы и попадает в тюрьму — в чужой стране, где некому ни помочь, ни заступиться, где нет даже Израильского консульства: «…утром его позвали к телефону — звонили мама и жена. Они нашли Сеню через консульство в Австралии (в Новой Зеландии Израильского консульства нет, только почетный консул)».
И здесь автор вводит в повествование интереснейший очерк по истории Новой Зеландии. Колонизация Новой Зеландии и современная внутриполитическая ситуация раскрывают всю глубину и неизбежность Сениных мытарств. Проблемы с маори решат судьбу отдельного человека, которому не повезло оказаться не в то время, не в том месте, в компании не с теми людьми. Итак, кто же такие маори? «Местное население — народ маори — когда то переселилось на острова Новой Зеландии из Центральной Полинезии. Открытие этой земли приписывается полинезийскому моряку Купэ, приплывшему туда примерно в 800 году нашей эры. Легенда гласит, что его жена Хине Те Апаранджи назвала эту землю Аотеароа — земля длинного белого облака. Что может быть поэтичнее? Куда уплыли облака, укутывавшие эту зеленую землю более тысячи лет назад? Наверное, туда же, куда уплыли и души людей, ее открывших…» Но история, как всегда, оставляет мало места для поэтических образов, особенно если следовать фактам.
«Правда, по некоторым источникам считается, что Новая Зеландия была не заселена. Однако можно предположить, что через тысячу лет некоторые источники будут утверждать, что и Северная Америка тоже была не заселена до того, как в нее вторглись европейцы. Такова простая логика тотального геноцида. Вот, например, последний коренной тасманец умер в 1861 году. Нет больше такого народа, и теперь можно с совершенно спокойной совестью считать, что плодороднейший остров Тасмания был практически необитаем до прихода туда англичан, поскольку от коренных тасманцев не осталось следа». Людей уничтожают так же, как сумчатых волков, живших как раз на Тасмании, или странствующих голубей. Но маори не успели уничтожить до того, как у европейцев проснулась совесть, что дает Кригеру обширный материал для сатирических зарисовок в духе Джонатана Свифта. В XIX веке, по крайней мере, воинственные маори с татуированными лицами и ярко выраженным людоедским прошлым были для белых колонизаторов такими же диковинками-лилипутами, как для Гулливера. «В 1840 году было подписано Соглашение Вайтанги, по которому маори уступали свой суверенитет Великобритании в обмен на защиту и гарантию обладания своими землями. Но отношения между маори и пакеха накалялись, ибо маори были обеспокоены явлением пакеха, а пакеха грубо нарушали права маори, предусмотренные Соглашением. В 1860 году между ними началась война, продолжавшаяся более десятилетия. И хотя официального объявления об окончании войны не было, формально пакеха одержали победу. Давно прошли времена войн, ведущихся по ясным правилам, с построением, битвой и четко выраженной победой, как на турнире. Нынче обе стороны считают себя победителями, а поэтому в наши времена война не может завершиться, пока не будет произведено полное истребления противника. В этом, безусловно, и заключается торжество прогресса военного дела!»
Как справедливо отмечает Кригер, времена изменились. Раньше колонизаторам в голову не приходило, что дикари имеют право на самоопределение, «которое они, вооружившись ружьями, кстати, понимали не иначе как самоуничтожение в результате междоусобиц». Но теперь (и мы чувствуем невеселую улыбку автора, когда читаем эти строки) «Папа римский стал готовиться принести извинения жертвам инквизиции, американцы — истребленным индейцам, палачи сталинских времен — своим жертвам… Новая мода докатилась и до забытой Богом страны».
«В качестве компенсации в 1999 году маори были переданы финансовые средства и земли на общую сумму в 170 миллионов долларов. Правительство Новой Зеландии и даже лично королева Елизавета II принесли формальные извинения за совершенные в прошлом беззакония». «Что может быть лучше столь благодатной почвы для роста национального самосознания, для молодого безудержного духа, желающего крушить и громить все, что попадет под руку, а повод всегда найдется?» Каждый год в день подписания ненавистного Соглашения Вайтанги маори устраивают волнения. Сеню Вечнова угораздило прилететь в Новую Зеландию именно тогда, когда буйство толпы закончилось особенно плачевно — мирному прохожему с абстрактным именем Джон Смит проломили череп.
«Сначала все было очень весело. Самые крутые с татуировками на лицах в виде залихватских спиралей толкались особенно активно. Потом в ход пошли камни. Они летели в полицию и просто в прохожих. Их полет знаменовал собой вырывающееся наружу неизбывное стремление народа к свободе. Да, именно к свободе бесшабашного, ничем не спровоцированного убийства! Людям в толпе казалось, что их древние вожди спустились с небес и швыряют камни вместе с ними в ненавистных пакеха! Ах, что за потеха швырять камнями в пакеха! И не важно, что вчера и завтра мы снова будем работать с ними бок о бок, читать те же самые газеты, ходить в те же самые школы и смотреть те же самые телепередачи. Ах, какое волнительное чувство — метать камни в живых людей, и не просто из хулиганского порыва, а по велению зова предков. Это наша земля — земля длинного белого облака. Это наши облака, наш воздух, наша вода. По какому праву? Да по такому, что наши предки приплыли сюда раньше ваших, убили и съели всех местных жителей, а вы оказались трусами и не смогли убить и съесть нас!» В каждой строчке мы чувствуем горькую иронию автора. Но в дальнейшем ирония становится еще острее и выразительнее, когда «древние вожди» обретают плоть и кровь (в пугающе буквальном смысле) в конкретном примере «географической» легенды, связанной с названием горной гряды.
«А потом Джону Смиту проломили череп…
Несправедливо? Конечно же, несправедливо. Полиция должна была позволить маори самоопределиться и по традиции съесть хотя бы сердце своей жертвы, следуя примеру их кумира, легендарного вождя Те-Кохипипи, который как то ночью страшно удивил своих врагов, убивших его дочь. О том, что он сделал, мы можем только догадываться, потому что известно: ранним утром он вырезал сердца у тех, кого убил, положил их в льняную материю и отправился домой. На полпути, в середине горной гряды, он устроил себе привал, развел огонь и съел часть сердец. С тех пор, кстати, эта горная гряда называется Te-Ahi-Manawa-a-Te-Kohipipi (Огонь сердец Te-Кохипипи).
Какая славная история! Какие красочные легенды! Один только вопрос: зачем мирному гражданину Джону Смиту проломили череп в 2004 году?»
Кригер обращает внимание читателей на то, что история с убийством Джона Смита вымышленная, но вполне возможная. Это своего рода иллюстративный материал к тому, чем обычно заканчивается большинство агрессивных демонстраций. А на вопрос «почему» имеется весьма нелестный для человечества ответ. «Так получилось… Когда речь идет о свободе народа, нечего думать о маленьких неприятностях. Но для Джона Смита эта “неприятность” оказалась большой! Почему, вместо того чтобы сидеть в кругу семьи за ужином, он лежит в морге с проломленным черепом? Когда мы найдем ответ на этот вопрос, пожалуй, настанет золотой век человечества и закончится многовековая эра под названием “Так получилось!”».
Теперь мы знаем «политико-географический» фон, на котором будет происходить «хождение по мукам» Вечнова. По мере развития событий в него будут вноситься небольшие дополнения, но в целом картина ясна. Общественность выражает недовольство по поводу разбушевавшихся маори. Гражданам хочется жизни спокойной и необременительной, при этом желательно, чтобы, открыв газету, можно было пощекотать себе нервы чем-нибудь не имеющим к тебе непосредственного отношения. Заказ сделан, и средствам массовой информации остается лишь выполнить его. По выражению Артура Сульцбергера: «Мы, журналисты, говорим публике, куда прыгнула кошка. Дальше публика уже сама занимается кошкой». Такой кошкой, очень удобной и всегда имеющейся в наличии, является «еврейский вопрос». Поводом для возмущения сначала становятся попавшиеся Ицик и Коби, а затем контрабанда людей еврейской мафией в лице Сени Вечнова. В авторских комментариях к скандалу, полыхающему на страницах газет, возникает образ, почти карикатурный, премьер-министра Новой Зеландии, «этакой Маргарет Тетчер». «Не то чтобы премьер министр Новой Зеландии была антисемиткой. Просто любой трезвомыслящий политик пытается использовать те политические инструменты, которые легче всего смогут помочь ему прийти к власти и эту власть удержать. Антисемитизм оказался самым удобным из таких инструментов. Обширная мусульманская община была довольна, маори — забыты, а с евреями в Новой Зеландии, как, впрочем, и в большинстве других стран, мало кто считался, потому что они ведь «разумные люди» и по мере надобности, если их потом приласкать, то они всё забудут и простят. Кроме того, премьер министру очень не хотелось встречаться с президентом Израиля. Она всеми силами пыталась держать себя и свою страну вне арабо израильского конфликта, а встреча с президентом могла вызвать большое недовольство местных — и не только местных — исламистов». Страх перед терроризмом также заставляет ее санкционировать освобождение Каматаяна. Трусость и зло в мире идут рука об руку, всячески помогая друг другу. И никому нет дела, что жертвами становятся частные, маленькие жизни — Джона Смита или Семена Вечнова. Для государства нет никакой разницы, будут они сидеть сегодня вечером за столом в кругу своих близких или нет. Расчет жертв с точки зрения государства происходит по теории Раскольникова — для блага большинства можно и даже нужно пожертвовать единицами.